Атрет сносил все вопросы с необычайным спокойствием, но на следующее утро, придя в грубенхауз Феофила, дал волю своим чувствам.
— Они задают мне такие вопросы о Боге, на которые я не могу ответить. — Оказавшись в теплом доме, рядом с верным другом, Атрет уже не мог скрывать охватившие его досаду и разочарование. — Ответь мне! Если Бог так милостив, если Он так нас любит, почему Он допускает зло? Почему Он позволяет сатане править на земле, вместо того чтобы уничтожить его с самого начала?
Рицпа держала Халева на коленях и смотрела на Атрета. Он вел себя, как загнанный в клетку дикий зверь. Ночью он часами не мог заснуть, а когда все–таки засыпал, его мучили кошмары. Однажды он вскрикнул и сел в постели, но когда Рицпа попыталась заговорить с ним, он сказал, чтобы она оставила его в покое.
— Сядь, Атрет, — спокойно сказал ему Феофил.
— Сядь, — иронично прохрипел Атрет. — Я и так неделями только и делаю, что сижу! Забыл уже, что такое зима. — Он резко повернулся к другу. — Ты лучше мне на эти вопросы ответь, если можешь.
— Бог допускает зло, чтобы через искупление грешников мы видели Его милость и благодать. Все содействует ко благу…
— Только не говори мне о благе! Где ты видишь благо, когда на тебе ставят клеймо? В чем благо, когда тебя постоянно бьют и заставляют тренироваться? Скажи!
Феофил понял, в чем дело.
— Рабом тебя сделал вовсе не Бог, Атрет. Это произошло по вине людей. Все это сделано не по Божьей воле. А сердце человека греховно.
Рицпа видела, как в ее муже просыпается старый гнев. В последнее время Атрет очень часто раздражался по малейшим пустякам и из–за самых невинных высказываний. Всякий раз, когда мужчины собирались и подолгу устраивали ему этот невыносимый допрос, Атрет потом срывал свое раздражение на Рицпе, приходя в ярость от самых тривиальных мелочей. Он выходил из себя даже тогда, когда ему отвечали совершенно спокойно.
— Наверное, Рицпа права, — сказал Атрет. — Наверное, мне надо больше слушать их. — Он вышел, хлопнув дверью с такой силой, что она дважды стукнула об косяк. Усадив Халева рядом, Рицпа встала и смотрела, как ее муж идет по снегу в лес.
— Мне уже хочется вернуться назад, — сказала она. — Мне хочется взять с собой Халева, вернуться в Рим и жить среди других людей.
— Бог хочет, чтобы мы были здесь.
— Но зачем? — Нервы Рицпы тоже были на пределе, почти как у Атрета. От его гнева она тоже начинала злиться и раздражаться. — Никто из этих людей не хочет слышать истину. Ты каждый вечер слушаешь этих людей, их бесконечные истории о битвах, в которых они победили или в которых хотят победить. Хвастаются, злорадствуют, напиваются до такого состояния, что не могут добраться до собственного дома. И ни у кого из них сердца не открыты для Господа, Феофил. Ни у кого!
— У двух из них открыты, — сказал Феофил, — как, наверное, и у других, хотя им просто не хватает смелости признаться в этом. Пока.
Рицпа застыла, удивившись услышанному.
— Что ты хочешь этим сказать?
В ответ Феофил рассказал ей о ночных гостях.
— Доверься Господу, Рицпа. Его Слово, однажды сказанное, не пропадает даром.
— Может быть, но на это уходит так много времени, — сказала она, обхватив себя руками, чтобы защититься от холода. — А вера Атрета, кажется, слабеет.
— Тогда тем более ты должна остаться здесь, сестра моя.
Она повернулась и посмотрела на него. Она надеялась, что Феофил успокоит ее, но римлянин, как и она, прекрасно видел, что происходит с Атретом.
— Ты говоришь, чтобы я была сильной… — Ее глаза повлажнели. — Но во мне нет той силы, какая есть в тебе, Феофил. Если бы мы не приходили сюда и не говорили бы с тобой, мы бы оба отпали от веры.
Феофил встал и взял ее руки в свои.
— Послушай меня, Рицпа. Тебе надо думать о Господе, а не обо мне.
— Я боюсь того, что происходит с Атретом. Они становятся все более жестокими к нему, — сказала она. — Они не дают ему покоя своими вопросами, спорят с ним. Иногда мне кажется, что они делают это специально, чтобы заставить его возненавидеть Рим, бруктеров, гермундов и всех, кто не принадлежит к хаттам. Они и меня начинают выводить из себя. А эта женщина…
— Мы знаем Божье Слово. Не позволяй себе поколебаться от их слов. Бог позволяет сатане испытывать Атрета, точно так же как это когда–то произошло с Петром. Мы все проходим через испытания. Через очищающий огонь.
— И кому–то, наверное, это особенно тяжело, — Рицпа отвернулась от Феофила и вышла на улицу. Вдохнув в легкие побольше прохладного, свежего воздуха, она подумала, что лучше ей, наверное, пойти за Атретом и поговорить с ним.
— Не трогай его сейчас, Рицпа, — тихо сказал Феофил, став в дверях. — Пусть он сам обо всем подумает.
— Иногда он думает слишком много, и все, кажется, без толку.
— Но выбор ему придется делать все же самому.
Рицпа понимала, что Феофил прав. Атрета лучше сейчас оставить в покое. Ему сейчас лучше держаться подальше от мужской и женской болтовни. И без того его все разрывают на части.
— Они хотят вернуть себе своего вождя, Феофил, — уныло сказала Рицпа. — Они хотят, чтобы он стал таким же, каким был когда–то, воином, который поведет их на битву.
— Атрет поверил во Христа, обрел спасение и тем самым вверил себя Богу.
— Ты не понимаешь. Мне кажется, что он сам хочет быть их вождем.
— Чтобы вести их к Богу.
— Я бы могла согласиться с тобой в самый первый день, когда мы пришли сюда. А вот сейчас — не знаю…
— Он с большим трудом постигает истину о том, что уже никогда не сможет убеждать людей так, как он делал это раньше. Сила и гордость ему не помогут. Единственный выход — смирение и кротость.
— Атрет не знает, что значит быть смиренным и кротким.
— Тогда оставь его в покое, Рицпа, и пусть Бог научит его.
Она закрыла глаза.
— Иногда я вижу в его взгляде такое… — она отвернулась и стала смотреть на лес, покрытый снегом.
Феофил вышел на улицу и остановился рядом с ней. Он видел, какая в ней происходит борьба, и ему хотелось обнять ее и утешить. Но ей и без того было так тяжело, что лишняя напряженность была здесь ни к чему. Атрет пребывал в нелегких исканиях, но лишний раз вмешиваться в эту ситуацию Феофил не видел смысла.
Рицпа вздохнула.
— Вчера вечером Хольт сказал ему, что человек никогда так остро не чувствует жизнь, как в те минуты, когда смотрит в глаза смерти. Это правда? — Феофил не ответил, и она взглянула ему в глаза. В следующее мгновение она раскрыла рот от удивления. — И ты тоскуешь по сражениям?!